Отношения с Моникой были для него как взрыв, как яркая вспышка никогда доселе не испытываемых сильнейших чувств. Он просто не мог с ними совладать. Первый раз за свою почти полувековую серую жизнь Лерой влюбился. Влюбился до полного умопомрачения.
Он не был прыщавым юнцом, да и дураком отнюдь не был тоже, чтобы не понимать очевидную истину - Моника просто использовала его как пару одноразовых перчаток, дабы не марать руки самой. Использовала абсолютно хладнокровно, расчетливо и безжалостно. Да еще при этом, так, между прочим, надругавшись над его самыми искренними чувствами.
Открыто и очень грубо дав понять, что он для нее все время их коротенького романа значил меньше чем пустое место. Умом Лерой ненавидел ее за это, но сердцем продолжал вожделеть с силой, пугающей его самого.
И если бы время повернулось вспять, он боялся что, скорее всего, поступил бы ровно также. Даже зная все наперед. Несчастный планетолог готов был сделать что угодно, лишь бы хотя бы на краткое время возобновить отношения. Да что там говорить, всего лишь за одно обещание оных или, чего-нибудь типа легкого похлопывания по загривку, каким обычно поощряют комнатную собачку.
Понимая всю бесполезность своих усилий, Кнут все же пытался как-то действовать. Он написал небольшую подпрограмму, с помощью которой получил доступ к общей системе слежения за личными чипами из своей каюты, чтобы часами напролет отслеживать передвижения Моники, когда ее ЛЧ был включен. Наконец Лерой решился. Дождавшись случая, когда Моника находилась одна в штурманском отсеке, он, неожиданно заявившись, принялся униженно умолять ее о благосклонности. Смотрелось это до отвращения жалко, причем для самого Кнута тоже. В ответ коварная обольстительница подняла раздавленного влюбленного на смех. Когда ей наскучило издеваться, она просто выгнала его из помещения. С этого момента Лерой погрузился в персональный ад, страдая так, как никогда в жизни. Однако сильные страдания всегда меняют человека. В какую сторону, хорошую или плохую это конечно вопрос, но факт остается фактом – люди меняются. Привычная самоизоляция уже перестала казаться спасительной, более того она начала угнетать. И Лерой стал потихоньку выбираться из каюты, хотя в те месяцы, что корабль шел к Эриде непосредственное начальство его почти не беспокоило. Люди, увлеченные открытием Стивена, казалось, совсем забыли о его существовании. Кнут с огромным удивлением обнаружил, что его никто не преследует, не шпыняет, а со стороны коллег не было заметно никакого злорадства. Более того, он ловил себя на мысли, что ему все больше нравиться общаться с людьми, и он даже насколько мог, стал кое с кем из них сближаться. Все это было в новинку для Лероя, в его годы безнадежно отставшего от окружающих в плане социальной адаптации, которую многие проходят еще в подростковом возрасте.
Планетолог постепенно познавал совершенно удивительные для себя вещи. Например, если сделать что-нибудь для другого человека совершенно бескорыстно, то это может принести удовлетворение. Таким образом, Кнут начал постепенно постигать значение элементарных понятий доброжелательности, сопереживания ближним, дружбы, то есть все того, во что он никогда не верил и в грош не ставил. Новые ощущения казались удивительными и приятными, приводя душу в равновесие. Незаметно для себя он сильно изменился. Ко времени высадки на Эриду многие на корабле знали, что если тебе нужно поменяться сменами, помочь в работе, обратиться с просьбой, то найти кого-нибудь отзывчивей Лероя Кнута было весьма затруднительно. Раньше планетолог только и следил за тем как бы случайно не переработать, не сделать ничего за просто так. Теперь, кроме выполнения собственного плана исследований он одним из первых вызывался туда, где требовалась лишняя пара рук, что случалось весьма и весьма часто. Даже Кайл Лум уже не пугал его так как раньше, и они вполне спокойно общались. Особенно после того, как командор, будучи пилотом шаттла во время высадки их группы в удаленном районе планеты, вытащил Лероя из глубокой расщелины, куда тот случайно провалился и, запаниковав, забыл, как включается в скафандре аварийный вызов.
Когда появилась Проблема Пришествия Лерой помимо всеобщего потрясения испытанного всеми без исключения на "Искателе" сначала опять, как говорилось раннее, испугался. Но это быстро прошло. Он к тому моменту уже сильно переменился в своем отношении к жизни и посчитал, что если придется отвечать, то примет все как должное. Не скуля и не оправдываясь. Планетолог одним из первых включился в работу над проектом "Ковчег Земля", ибо, несмотря на приставку "астро" все-же в первую очередь являлся геологом.
Если бы Дора Рут в то время наблюдала за Лероем как психолог, то, наверняка бы сказала, что "постепенная трансформация характера данного индивидуума привела к обретению им чувства собственного достоинства и кардинальной переоценки жизненных приоритетов". Ну, или что нибудь такое же мудреное в этом роде.
Умопомрачение, связанное с Моникой Ковано постепенно истончилось, исчезло. Нет, он, скорее всего, продолжал ее любить, но уже совсем не так как раньше. Теперь Лерой старался избегать астронавигатора, понимая всю безнадежность своих чувств и осознавая несовместимость между новым собой и ею …
… Однако он все-же очень сильно горевал, когда Моника погибла во время противостояния с пиратами, несмотря на всю ее неблаговидную роль в этих страшных событиях. Никто так никогда и не узнал, что между ними вообще что-то было. И было еще кое-что, о чем Кнут ни с кем не делился.
Многие месяцы дрейфа, постепенного становления Колонии и последующего строительства Икара, Лерой исподволь, очень внимательно следил за Авой со Стивеном Харкли.